
Киновед Вячеслав Шмыров, уникальный специалист по женщинам советского киноэкрана, рассказывает, каким непростым путем ко Кларе Степановне пришла известность, о ее главных и второстепенных ролях и негласной конкуренции с Нонной Мордюковой, с которой актрисы в одно время учились во ВГИКе.
Во вгиковской мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой, в которой училась Клара Лучко, начинающая актриса играла роль Ульяны Громовой в инсценировке романа Александра Фадеева «Молодая гвардия».
Однако, когда дело дошло до переноса романа на большой экран, Сергей Аполлинариевич предпочел Лучко Нонну Мордюкову – студентку из соседней мастерской Бориса Бибикова и Ольги Пыжовой, а юной Кларе досталась роль второго плана – обаятельной хохлушки с характерным говором тети Марины.
«Первый план» был феноменально замечен: всенародный успех молодых исполнителей Мордюковой, Гурзо, Шагаловой, Инны Макаровой и других был подкреплен в 1949 году Сталинской премией первой степени, и студенты выпускных курсов ВГИКа получали награду из рук самого Сталина (чего ни до, ни после в истории страны со студентами больше не случалось). А «второму плану» оставалось жить в ожидании следующего успеха, при этом в случае Клары Лучко разделяя роль Ульяны Громовой во втором составе все с той же Нонной Мордюковой – уже на сцене Государственного театра киноактера.
На съемках «Молодой гвардии» у Герасимова с Мордюковой случился роман, да какой: Сергей Аполлинариевич собрался разводиться с Тамарой Федоровной Макаровой, ездил к маме вчерашней студентки просить руки, а совершенно нетипичная для тех лет ситуация в рядах советской (пусть и творческой) номенклатуры скандально разбиралась на уровне ЦК и стоила Сергею Герасимову, народному артисту СССР и дважды (на тот момент) лауреату Сталинской премии, выговора по партийной линии и «немилости» властей в течение нескольких лет.
У другой молодой красавицы Клары Лучко в это время наметилась схожая ситуация. На нее обратил внимание другой корифей советского экрана, и тоже народный артист СССР и лауреат Сталинских премий Иван Александрович Пырьев, который готовился к съемкам другого хита послевоенного десятилетия – колхозной комедии «Кубанские казаки» (1949).

Фактически он утвердил Клару Лучко без проб. Его даже не смутило то, что Клара Степановна, в отличие от исполнительниц других центральных ролей в музыкальном фильме – всем известной Марины Ладыниной, собственно, жены Пырьева, и начинающей Екатерины Савиновой, сокурсницы Мордюковой, была актрисой не поющей. Хотя успех ее роли – молодой передовицы сельскохозяйственного производства и Героя Социалистического труда Даши Шелест (такой вот соцреализм!) – не в последнюю очередь был связан с исполнением написанных для фильма песен Исаака Дунаевского – «Ой, цветет калина…» и «Каким ты был, таким остался…» (а это и сегодня всенародные шлягеры), где за Клару Лучко в итоге пела другая актриса.
Эта творчески-производственная ситуация, кстати говоря, много лет спустя поставила Клару Степановну в неловкое положение. В Доме кино шла церемония награждения премией «Ника», Лучко среди других знаменитостей сидела в первых рядах, а на сцене витийствовал популярный телеведущий из программы «Угадай мелодию» Валдис Пельш. Стали вспоминать музыкальные кинохиты прошлых лет, и вдруг Пельш, спрыгнув со сцены, оказался с микрофоном перед Кларой Лучко и предложил ей вместе спеть про «калину в поле у ручья». Возникла напряженная пауза, пока инициативу на свой страх и риск не перехватила Наталья Гвоздикова, сидевшая рядом с Кларой Лучко. Она схватила микрофон со словами: «Клара Степановна сегодня не в голосе. Давайте я спою!» И замечательно спела!
После премьеры «Кубанских казаков» их создатели тоже были награждены Сталинской премией, в том числе и Клара Лучко. Правда, не первой, а второй степени, но так по идеологическим понятиям той поры скорее оценивался не столько многими любимый фильм, сколько его «легкомысленный», по сути, водевильный жанр. Картина и стала началом звездной биографии молодой актрисы, пусть и омраченной тем, что сегодня называют голливудским словом «харассмент». Но тут Лучко спас роман с исполнителем главной роли в «Кубанских казаках», очень популярным тогда актером Сергеем Лукьяновым. Как в случае с Герасимовым – Мордюковой, случилась большая любовь – и опять с разницей в возрасте, пусть и не в двадцать лет, а в пятнадцать. Зато без особых для Лукьянова последствий. Он хоть и был ведущим артистом Государственного академического театра имени Евг. Вахтангова, заслуженным артистом РСФСР, но не был при этом членом КПСС.

Да и что взять с актера, даже если он и разрушил свой брак – идеальную советскую семью с ребенком в придачу? Вот пусть и мыкается теперь эта знаменитость с молодой женой, другой знаменитостью, по коммуналкам, пока Советская власть не смилостивится и не даст молодоженам новую отдельную квартиру. Что случилось, впрочем, уже через три года, да еще с предоставлением жилья в престижном высотном доме на Котельнической набережной, под одной крышей с разного рода академиками и генералами, великой Улановой и все теми же Пырьевым – Ладыниной.
«Рифма» с Мордюковой – какая-то странная параллель в судьбе Клары Лучко. Обе – казачки, что от тюркского слова «свободный, независимый», чуть ли не «бродяга» или «искатель приключений». Нонна Викторовна – донская, Клара Степановна – запорожская (правда, в кино – еще и «кубанская», и «донская» тоже, если иметь в виду героиню Лучко из телефильма «Цыган»). Одногодки, почти одновременно без всяких связей поступили во ВГИК. Потом – история с «Молодой гвардией». Даже в дом на Котельнической Мордюкова в 1980-е на какое-то время тоже въезжала, а Лучко в нем и умерла, выйдя однажды на кухню к завтраку.
Обе – народные артистки СССР. Нонна Мордюкова получила это звание в 1974 году, а Клара Лучко – только одиннадцать лет спустя. Зато посмертная слава внесла в этот диссонанс свою парадоксальную корректировку: памятник и улица Мордюковой есть в Ейске Краснодарского края, а памятники и площадь с бульваром имени Клары Лучко – не только в Курганинске того же края (где шли съемки «Кубанских казаков»), но и в самом Краснодаре. Мемориальную доску Кларе Степановне в Москве на доме, где она жила, открыли еще в 2008 году, в год ухода из жизни Нонны Викторовны, а будет ли где-то в столице в ближайшее время мемориальная доска, посвященная Мордюковой, неизвестно. Хотя ее столетие в этом году отделяет от столетия Лучко не полных пять месяцев.
Интересно, что одна из младших коллег Лучко и Мордюковой, работавшая с ними в 1970-е – 1980-е годы в Театре киноактера, а в 1990-е – хорошо покатавшаяся с ними же по многим российским кинофестивалям, однажды сказала: «А ведь Клару Степановну и коллеги, и начальство (про весь народ не скажу) любили больше, чем Нонну Викторовну. А все потому что Мордюкова не просто знала себе цену, она и при случае могла ее предъявить».
Казачки по рождению, как это ни странно, действительно были разные – и по темпераменту, и по воспитанию. Нонна уже в детстве зажигала как «артистка». Клара приняла решение ехать поступать на актерский факультет во ВГИК, похоже, неожиданно не только для окружающих, но и для самой себя. Принимал ее при этом вовсе не Сергей Герасимов, в мастерской которого в конце концов Лучко стала учиться, а будущий мастер Мордюковой, легендарный педагог Борис Бибиков, ученик Михаила Чехова (о чем студентам в советские годы, разумеется, не особо сообщали). И большинство сегодняшних зрителей прежде всего знают Бориса Владимировича по роли профессора Соколова из фильма «Приходите завтра…» (это он принимает в консерваторию Фросю Бурлакову), в котором Бибиков фактически сыграл самого себя.

А в остальном – да, какое может быть сравнение? Нонна Мордюкова была воплощением душевной вольности, чувственной чрезмерности, разнообразной характерности – от надсадной трагедии в «Молодой гвардии» или «Трясине» до буффонной комедии в «Женитьбе Бальзаминова» или «Родне». Клара же Лучко воплощала устойчивый миропорядок, незыблемость жизненных основ с их моральными ценностями – достоинством, верностью и сдержанностью при неизбывной глубине чувств. Первая актриса словно бы служила празднику, вторая – повседневности. А кто скажет, что из этого набора для жизни важнее?
При том, что в очередь на сцене Театра киноактера Лучко и Мордюковой пришлось играть не только молодогвардейку Громову, но и менее памятную Дарью в инсценировке романа донского писателя Анатолия Калинина «Суровое поле». Так случилось, что в экранизациях Михаила Шолохова «казачки» не поучаствовали, если не считать небольшую роль хуторянки Натальи Степановны в исполнении Нонны Мордюковой в фильме «Они сражались за Родину». Зато после инсценировки Анатолия Калинина, идейно-художественного последователя Шолохова, Мордюкова получила главную роль в военной мелодраме «Возврата нет» (по повести того же Калинина) с прокатным показателем 43,6 млн зрителей, а Лучко снялась во втором после «Кубанских казаков» своем «фирменном» хите – телефильме «Цыган» (1979) с последующим продолжением «Возвращение Будулая» (и это тоже экранизации Анатолия Калинина).
Еще в их жизни после «Молодой гвардии» были «совместные» фильмы – «Возвращение Василия Бортникова» (1953), нормативная драма про колхоз, и «Дядюшкин сон» (1966), экранизация повести Ф. М. Достоевского, но главная картина, пожалуй, не случилась. Ведь если бы и впрямь Леонид Гайдай на роль Анны Сергеевны из «Бриллиантовой руки» пригласил Клару Лучко (а сыграла эту роль Светлана Светличная), то культовую фразу из феерической сцены свидания в гостинице «Не виноватая я, он сам пришел…» выкрикивала бы в купальнике Лучко, а в розовом халатике героини с перламутровыми пуговицами в финале вытанцовывала бы «контрастной рифмой» Мордюкова (что в «Бриллиантовой руке» присутствует).
Вот только что этому помешало (если такой вариант на самом деле был)? То, что Кларе Степановне было на момент съемок 42 года (Светличной – 27)? Но в забытой ныне комедии «Опекун» (1970) за героиней Клары Лучко, официанткой из приморского кафе, ухаживал герой Александра Збруева, который действительности был на тринадцать лет младше Лучко, и это обстоятельство вполне микшировалось условностью жанра и не вызывало вопросов. Или то, что с детства Клара Лучко испытывала неуверенность в своей фигуре (рослую девочку одноклассники даже называли жирафой)? Но в ее сугубо «положительном» послужном списке были и «экзотические» роли – например, брат и сестра Себастьян и Виола, близнецы, в экранизации шекспировской комедии «Двенадцатая ночь» (1955), где надо было при всей похожести персонажей сыграть еще и их гендерное различие. Юношеская фигура и «дамские формы» – совсем не одно и то же.

А чем не «репетиция» Анны Сергеевны (пусть и с драматическим надрывом) роль Лучко в историко-революционном фильме «Красные листья» (1958), где персонаж актрисы – певичка из ресторана в раскованных нарядах и с провокационно-вызывающим поведением (по отношению к своим пожилым сановным поклонникам и одновременно, надо полагать, классовым врагам), да еще со «знойным» голосом озвучивающей Лучко Эдиты Пьехи? В общем, истеричное утверждение «Не виноватая я…» через четверть века для Клары Лучко обернулось спокойным размышлением «Виновата ли я…», который зрителей отсылал уже не к сцене в суде в толстовском «Воскресении» (именно ее в «Бриллиантовой руке» пародировал Гайдай), а к известной советской песне, считающейся народной, со словами: «Виновата ли я, виновата ли я / Виновата ли я, что люблю?».
Дело в том, что в фильме с таким названием (1992) Клара Лучко не только сыграла главную роль женщины-алкоголички Веры Долговой (и опять решительно попыталась «выпасть» из своей «положительности»), но и выступила сценаристом картины, которая основывалась на рассказе случайной попутчицы Клары Степановны в обычном поезде. И в этом тоже была Клара Лучко с ее деятельной, рациональной, пусть и несколько наивной натурой. Актриса не просто в каких-то интервью риторически говорила: «Почему нас, актеров, никогда не спрашивают, какие роли мы бы хотели сыграть?», но нередко «организовывала» эти роли. Почти как продюсер: ведь деньги на фильм «Виновата ли я…» (а это уже был закат советских времен) нашла тоже она.
Ее альтернативой «харассменту», даже когда на нашей части суши этого слова никто не знал, сначала стал «неравный брак», а после смерти Сергея Лукьянова через пятнадцать лет гармоничной семейной жизни, условно говоря, – партком. Ведь период малокартинья, пришедшийся на последние годы жизни Сталина (когда снимаемых фильмов в стране было совсем немного), оказался едва ли не самым сложным в жизни не только «двух казачек», но и всех советских кинематографистов. Мордюкова после «Молодой гвардии» пять лет вообще не снималась. Лучко же после «Кубанских казаков» все-таки получала роли второго плана – но исключительно в тех картинах, в которых главные играл муж. Их было пять, таких картин, в том числе и фильм «Большая семья» (1955), попавший в конкурсную программу МКФ в Каннах. Решение жюри этого фестиваля оказалось феноменальным: фильму Иосифа Хейфица был вручен приз за лучший актерский ансамбль, но присуждался он почему-то не режиссеру, который этот ансамбль создал, а шести главным исполнителям, в числе которых были Сергей Лукьянов и Клара Лучко.

В 1965 году Лукьянова не стало, а в 1966 году Клара Лучко вступила в КПСС (а еще через год актриса могла получить приглашение Гайдая – ну, вот и сопоставьте эти факты!), а потом в течение многих лет до самого роспуска была членом партийного комитета киностудии «Мосфильм». И в мире жесткой актерской конкуренции (да, талантов было много и они нередко мешали друг другу) эта была не борьба за власть (которая сама по себе актрисе не нужна), а борьба за влияние, а где влияние – там и роли. И тут уж каждый другом оказывался только самому себе!
Любопытно, что вопреки своей педагогической методике Клару Лучко ни разу в своих фильмах не снял ее учитель Сергей Герасимов. Более того, не очень хотел, чтобы она снималась в «Кубанских казаках». «Не многим лучше» оказались и самые прославленные режиссеры-сокурсники: Сергей Бондарчук (правда, он учился у Герасимова как актер), Юрий Егоров (разве что один маленький эпизод в забытой картине!), Юлий Карасик, Самсон Самсонов...
Исключением стала только Татьяна Лиознова, у которой Клара Лучко сыграла сразу две роли подряд – Виолетты Матвеевны в производственной драме для ТВ «Мы, нижеподписавшиеся» (1981) и Жозефины Викторовны в музыкальной комедии «Карнавал» (1982). И это, пожалуй, было лучшее, что сделала Клара Лучко в кинематографе в последние годы своей карьеры. В обеих картинах, которые снимались почти одновременно, партнером Лучко был Юрий Яковлев. В экранизации пьесы Александра Гельмана героиня Клары Михайловны много лет была безнадежно влюблена в своего шефа по министерской номенклатуре. И только ради него могла пойти на ломающей ее до основания служебный подлог. В «Карнавале» был представлен другой вариант страдающей женской судьбы: Жозефина Викторовна, в отличие от Виолетты Матвеевны, была замужем за героем Яковлева. И тут скорее он был зависим от нее, а не она от него. Но это волевое начало совсем не отменяло истерзанности советским бытом жизни героини, как и ее естественного, как ей кажется, желания оградить мягкотелого супруга от его не нужного прошлого.

Чаще же всего в эти годы Клару Лучко снимали – буквально из фильма в фильм! – кинорежиссеры совсем не первого ряда: Николай Гибу и Рудольф Фрунтов. Гибу работал на «Молдова-фильме», и участие в его картинах (а их было семь) всесоюзной знаменитости, конечно, добавляла продукции студии определенный престиж. Но кто помнит сегодня фильмы, в которых московская актриса играла женщин с молдавскими именами и фамилиями, жанровая палитра соответствовала всем стандартам советского тематического плана: историко-революционный фильм, производственная или военная драма, а прокатные сборы в лучшем варианте выходили на уровень 5 миллионов зрителей за первый год, а в худшем едва собирали 200 тысяч, в любом случае не достигая порога окупаемости?..
У Фрунтова была другая «привязка к местности». Он работал на «Мосфильме», преимущественно в жанровом кино, и самой успешной его картиной стал мистический детектив «Ларец Марии Медичи» (1980, 23 млн зрителей), в котором Клара Лучко сыграла француженку Мадлен Локар, одержимую жаждой смертельной мести. Но вот парадокс: приверженность режиссера к популярным жанрам – фильм-катастрофа, мелодрама, приключенческий боевик – еще не делала картины Фрунтова после «Ларца…» слишком востребованными, и их зрительская посещаемость с каждой новой работой только падала. Злые языки причиной такого печального оборота считали не столько непрофессионализм режиссера, сколько его пристрастие к спиртному, что не могло не сказываться на производственном процессе. И это, разумеется, не нравилось мосфильмовскому руководству, но возможная альтернатива – оставить популярную артистку Клару Лучко без постоянной работы – была, наверное, еще невозможнее...
Всего Клара Лучко снялась в более 60 фильмах и телесериалах. Каждый пятый из них собрал в прокате более 20 млн зрителей. Самые кассовые из них пришлись на 1940-е–1960-е годы: «Молодая гвардия» (42,2 млн зрителей), «Кубанские казаки» (40,8 млн), «Государственный преступник» (1964, 39,5 млн), «Красные листья» (33,14 млн.). «Кубанские казаки», в котором Лучко впервые сыграла главную роль, так и остались ее актерской визиткой. Среди других картин, в которых у Клары Михайловны – главные роли, телевидение чаще других показывает «Двенадцатую ночь», «Цыгана», «Ларец Марии Медичи». На закате карьеры Клара Степановна Лучко издала две мемуарные книги. Одна называлась «Я – счастливый человек», а вторая – «Виновата ли я…». При ироническом складе ума эти названия вполне можно было бы объединить в одно.

P.S. Клара Лучко и Нонна Мордюкова почти никогда публично не высказывались друг о друге. И можно было бы решить, что между актрисами не было ни особой дружбы, ни очевидной вражды. Но в 1997 году Мордюкова опубликовала в журнале «Октябрь» рассказ о трагической судьбе своей талантливой сокурсницы Александры Пороговой. И вот что из него можно было узнать, в том числе и о съемках фильма «Возвращение Василия Бортникова»:
«Начинались кинопробы. Ох, кинопробы! Это особая статья. Разрепетируешься, зажжешься, понапридумываешь, снимешься на пленку, а играть будет кто-то другой. (…) Саша беды не чуяла, была убеждена в том, что только она знает, какой должна быть ее героиня – Настя. И мы, и преподаватели вздохнули с облегчением, восхитившись точностью ее игры. Но ассистент режиссера, искренне сожалея, как могла, подобрала слова и сообщила Саше об утверждении известной актрисы Стрелковой на роль Насти. Оказывается, за два дня до злополучного четверга та изъявила желание попробоваться на эту роль. Мы сидели недалеко от театра и от дома режиссера в квартире учительницы по танцу. Саша накинула пальто, вступила ногами в мужские ботинки и в мороз с непокрытой головой побежала к дому режиссера. Взбежала на четвертый этаж и позвонила в дверь. Открыла жена режиссера. Саша повисла на ней, потом сползла на пол, крикнула:
- Вера Николаевна! Меня не утвердили! Пропала моя Настя! Загуби-и-ли, загубили Настю мою дорогую! – завыла она.
Конечно, по законам нашей студии на эту роль могла подать заявку любая киноактриса. А уж утвердят, не утвердят зависит от чувства и мастерства, знания сельского человека. Сыграть Настю плохо Саша не могла. Я не простила Стрелкову. Зачем влезла? Ни себе, ни людям. Фильм получился прескверный. И особенно дурно Настя. Сугубо городская «кисейная барышня» перешла дорогу той, от которой расцвели бы и другие образы в фильме…
Переболела Саша не сразу. И в Дом кино мы не пошли на премьеру. (…) Идет жизнь дальше. Приглашают к нам в театр режиссера на постановку комедии из сельской жизни. Пьеса о том, как колхозники готовятся к олимпиаде и как побеждают на ней. Масса песен, музыки и танцев, а также любовных историй. Саше поручили роль героини. Благодаря голосу она без труда опередила двух актрис, назначенных на эту же роль, и радостно вступила в бой за будущий спектакль. Роль – мечта! Режиссер первое время разевал рот и цепенел от неслыханного Сашиного голоса.
— Сашка, – шепчу ей, – опять эти пришли, в зале уселись.
«Эти» – специалисты, желающие пригласить Сашу на прослушивание в Большой театр.
— Бог с ними! Пусть сидят. (…)
Обстановка была теплая и озорная. И вдруг в пустом зале появляется Стрелкова — актриса, которая сыграла вместо Саши Настю. Села в кресло, не знаем, кем приглашенная, и стала наблюдать за репетицией. У Саши подкосились ноги.
— И голоса нет, и слон на ухо наступил, – безучастно выдохнула Стрелкова.
Дома Саша расплакалась: кто угодно, только не она! Конечно, у нас театр-студия. Актеры имеют право подавать заявки, тем более Стрелкова актриса с положением. Подходя к театру, Саша, задыхаясь, слышала упорные звуки рояля и «речитативчик» репетирующей соперницы. Режиссер знал, конечно, кто поддерживает и рекомендует эту актрису «с положением». Она, напевая и пританцовывая, сделала роль неплохо. Неплохо! А Саша – гениально! Пошли репетиции в очередь. Кто будет играть премьеру? Узел туго стянулся в сердце Саши и в душах доброжелателей. Режиссер растерялся: руководство посоветовало считаться с заслугами Стрелковой. Сорвавшимся голосом он сообщил о возможности жребия. Наступила гробовая тишина. Скрутили трубочкой бумажки со словами «да» и «нет» и опустили в игровую шляпку. Саша вытащила «нет»… Шесть спектаклей должна сыграть Стрелкова, потом, как обычно, в очередь… (…)
Как-то звонит она мне по телефону и сообщает:
— Нонк, я в Большом театре…
— А что ты там делаешь?
— Распеваться сейчас буду. Может, подрулишь? (…)
Я такой ее никогда не видела. Это как бы ее другая жизнь, которую мы не знали. Она подошла к роялю, положила на него правую руку и с выражением «не обессудьте» сдвинула брови домиком, опустила очи и после паузы вывела первую музыкальную фразу: «А-а-ве Мари-и-я…» Шуберт. Хочется плакать… (…) Она прошла первым номером, но не в Большой театр, а в поездку в Лондон с группой молодых музыкантов и певцов. Внизу, у выхода, мы группкой остановились, чтоб переварить случившееся. (…) Уехала она в Лондон. Мы уже и призабыли, вдруг слышим – возвращается. Поехали встречать. Поезд подошел, молодежь загалдела: встречи, рукоплескания, радостные возгласы. Смотрю, Саша выставляет заморский чемодан из вагона и с озабоченным лицом ищет нас. Шепчет:
— Берите чемодан. Я приеду попозже.
— Попозже? Почему?
— Извините! – симпатичный парень галантно взял Сашу под локоток, и они смешались с суетой перрона.
Вот это номер! Сели в метро, инородным блеском светился огромный чемодан из натуральной кожи. Приз, наверное, там. Мы знали, что Саша получила Гран-при. Разъехались по домам. Сколько ни созванивались, новостей никаких. Пришла Саша поздно, а утром тихо сказала девчонкам:
— Не знаю, где мне пожить. Затаскают: допросы только начинаются.
— Не выдумывай, здесь живи!
Потом мы узнали, что в Лондоне Сашу настоятельно приглашали в Королевскую оперу. Угрозы со стороны наших и посулы любых условий со стороны Лондона замучили ее. Кто-то из музыкантов советовал согласиться попеть вдоволь, заработать, кто-то отмалчивался, а кто и понимал, что дома неминуемо возмездие. (…)
Саша похудела, побледнела. Машинально захаживала в театр, ненадолго – и в общежитие. Напористость допросов была по причине незнания, дала Саша согласие Лондону или нет? Мы недоумевали: разве можно так долго мытарить человека! Стала она безвылазно лежать на кровати в общежитии. Машина приезжает, увозит ее и к вечеру обратно.
Вдруг ранним утром звонок:
— Нонка, скорее! Саша умерла…
Оказывается, она ночью выпила полную бутылку уксусной эссенции, стала метаться, стонать. Девчонки включили свет, напугались, бросились помочь ей. Вдруг она, громко застонав, вскочила, подбежала к окну и выпрыгнула. Пятый этаж не убил ее. Бедняжка была еще жива несколько минут и успела с виноватой улыбкой произнести: «Скажите всем, что я согласилась в Лондоне попеть».
Все совпадения, как пишут в подобных ситуациях, случайны. Да тут их и нет. Есть просто судьбы – случившиеся и не случившиеся…
Вячеслав Шмыров
Подробнее на Кино-Театр.РУ https://www.kino-teatr.ru/kino/art/kino/8012/?utm_source=telegram.me&utm_medium=social&utm_campaign=kino-teatr
Свежие комментарии